Шел я домой по Перуновскому переулку. Темно. Черный от дождя асфальт прорезают золотые в свете фонарей нити трамвайных рельсов. Провода искрят с сухим треском. Август уходит на запад. Я иду на восток. Так мы в конце концов разминулись с этим летом.
Всякий раз, когда я прохожу здесь в сумерках, меня охватывает одно и то же ощущение. Давно, когда я учился в школе напротив дома, я там был влюблен в одну девочку. Она жила как раз в Перуновском. Или где-то поблизости. В гости меня тогда не звали ввиду того, что у нас ничего не получилось. Наверное, мне всегда нравились сложные женщины.
И хоть так вышло, что танцевать она со мной не стала, а потом и из школы я ушел, и закончил другую, а потом закончил еще университет, и чуть ли не поселился в горах, а она похоже вместе с августом уехала на запад.. И даже если вернуть меня туда, назад, класс в шестой, я пожалуй влюблюсь из соображений элементарной статистики в кого-нибудь другого, все равно проходя мимо того места, где она теоритически жила, я чувствую нечто похожее на холодный мед с мятными леденцами. Да, точнее пожалуй и не скажешь.
Мы закалываем кнопки на карте в тех местах, где побывали. Больше кнопок, меньше, Амстердам, Манила, Лима, плато-путорана-терра-дель фуэго. А что же Перуновский переулок? Выходит, у меня и там кнопка вколота. Только не в пространстве, а в воспоминаниях. Значит, я уже не точка между А и Б, а линия. Я траектория собственной жизни, записанная на небесных серверах. В этом мемориальном измерении я имею отдельные флажки, крюки на стене, в которые вдеты петли моего опыта.
Раз так, выходит что человек суть рейсфедер. Или пусть просто карандаш. Движется по листу, ограниченному его внутренней культурой и оставляет след. Мягкий карандаш – яркий след. Жесткий карандаш – сильнее нажим. Карандаш, как и человек, конечен. Карандаш, как и человек, может сломаться раньше времени, но в нашем случае вместо точилки – реанимация. Впрочем, как и с карандашом, может не получиться. Деревянное тело, угольная душа. Кстати, говорят, уголь неплохо горит.
Так и выходит, что каждый из нас старательно выводит свой портрет на бесконечном холсте вечности. Некоторые умеют рисовать. Другие – царапать. Кто-то любит детали, а кто-то предпочитает им площадь. Вот только выбирать площадь глупо, холст-то ведь границ не имеет. А чернил всего только вековая от силы баночка.
Шел я домой по Перуновскому переулку. Золотые нити трамвайных путей. Лето ушло на запад. Мне в этот раз в другую сторону.
