Я чувствую холод с октября по апрель. Холод температурный, системно неизбежный, исходящий из условия географической широты места. Как видно из ритмичности его повторения, это, должно быть, протяжный вдох матушки-природы, необходимый для дальнейшего ее животворящего выдоха. Из подсознательного уважения к субстрату, к поверхности, на которой мы все существуем, сотни лет поколений живущих здесь людей научились мириться с этим широким шагом пре-гравэ, и даже любить его. Это стало частью национальной памяти, то есть культуры. Это стало частью сознания. Я чувствую холод с октября по апрель. Половину от жизни.
Еще половину от оставшейся я сплю, еду в метро, ем и делаю вещи менее печатные. Я удовлетворяю свою растущую вместе с демографическим клубком базу потребностей. В общем, все остальное время я предоставлен самому себе. Но я все равно чувствую холод. В движениях. В лицах. В мыслях. В довлеющем нависании народной идеи. За этим холодом уже не стоит Цельсий, его не объяснить поперечной чертой на глобусе. Поперечной горизонтальной.
Может быть, это объясняют поперечные вертикальные. Они хитрее, они, параллельные, пересекаются дважды. Они пьют шампанское и не рискуют. Меридианы величиной градуса разрезают поверхность на восток и запад, и значение этих слов отчего-то стало далеким от обозначения концов солнечной дуги. Оттого ли, что пейзажная разность сильно уступает разности социальной, или по другой причине. Но и это не похоже на критическое ограничение, ведь путь, занимавший не так давно десять лет, занимает теперь десять часов. Между человеком и километрами возник конфликт, и километры проиграли. А потом на пепле поверженных расстояний вырос огромный сад информационной доступности, и его раскидистые ветви с легкостью окутали весь наш каменный шарик, прорастая сквозь границы и традиции. Это многое изменило.
Основа – человек приспосабливается к месту, а не место к человеку – осталась прежней. Отдельное сознание – точка – может найти свое место во всеобщей геометрии. Это честно. Но радиус этого приспособления возрос до максимально возможной величины. А с увеличением доступного радиуса точка, повинуясь обратной пропорции, все сильнее теряет связь с тем начальным местом, куда ее уронил рапидограф.
И может быть однажды, проходя по бульвару Сансет или мимо соломенных бунгало в полосе прибоя того океана, который Индийский, хотя волной своей смачивает завидное множество других государств.. Проходя, я буду смотреть себе в след, вспоминая о том, что между тем, кем я был, и тем, кем я стал лежит пропасть шириной в жизнь. Шириной в целую жизнь и глубиной в одну-единственную мечту, мечту о доме, который не отторгает тебя, а принимает таким, как есть. Мечту о том, чтобы не чувствовать холод, выходящий за рамки сетки координат.
